Обмен политзаключённых — задача со звёздочкой
Украинские каналы объявили, что списки на обмен «1000 на 1000» уже отработаны и переданы. И впервые на украинских ресурсах говорится, что в эти списки с украинской стороны попали политзаключённые — украинские граждане, обвинённые в коллаборационизме, измене родине, оправдании действий России и т.д.
С российской стороны о необходимости поднимать на переговорах вопрос об обмене политическими заключёнными заявил депутат Госдумы Дмитрий Кузнецов, который обратился к Мединскому с просьбой не забыть эту тему. Тема политзаключённых — очень болезненная. Её неоднократно поднимали на круглых столах в Общественной палате, на конференциях, в РИА Новости, в Госдуме. Но даже присутствие в этих группах довольно авторитетных людей не сдвинуло решение проблемы с мёртвой точки. Если до 2022 года по обмену вышли сотни наших товарищей, среди которых были очень известные люди, то потом всё резко замерло.
Число политзаключённых, которых удалось вырвать из лап украинского «кривосудия» после февраля 2022 года, исчислялось пальцами одной руки. Причин этому много. До 2022 года обменами занимались в ДНР, в том числе известный донбасский омбудсмен Дарья Морозова. В России этот механизм использовали для освобождения не только донецких ополченцев.
После 2022 года, по понятным причинам, ДНР утратила субъектность как непризнанная территория и уже не могла выступать стороной обмена. А в России соответствующая структура так и не была создана — несмотря на усилия. Тем временем проблема политзаключённых на Украине обострилась многократно.
Счёт обвинённых в коллаборационизме жителей Херсонской области, участвовавших в референдуме о присоединении к России, уже идёт на тысячи. И в подавляющем большинстве — это немолодые женщины, сотрудники органов местного самоуправления, учителя, коммунальщики, члены участковых комиссий и наблюдатели. Растёт и число обвинённых в «измене родине». «С начала полномасштабного вторжения в Украину было объявлено более 3000 подозрений в государственной измене», — заявил глава СБУ Василий Малюк на форуме «Украина. Год 2025». По его словам, более 1300 человек получили приговоры судов. Средний срок заключения — 12–15 лет, для чиновников предусмотрено пожизненное лишение свободы. Показателен случай молодого марксиста Богдана Сиротюка, которого обвинили в госизмене за публикации на англоязычном социалистическом сайте в США.
По данным аналитической группы под руководством Павла Волкова, в украинских тюрьмах находится до 13 тысяч политзаключённых и гражданских пленных. А всего на Украине содержится от 30 до 40 тысяч заключённых. То есть каждый четвёртый заключённый — по политическим статьям.
С какими проблемами может столкнуться российская сторона при первом опыте обмена?
1. Отсутствие списка
В России нет даже частичного списка политзаключённых на Украине. До 2022 года такие списки — пусть фрагментарные — существовали. Их составляли по данным адвокатов, письмам родственников, заявлениям соратников.
Теперь адвокатская защита фактически ликвидирована: адвокаты, как Светлана Новицкая или Владимир Евглевский, сами попали в тюрьмы просто за свою работу.
Адвокаты теперь назначаются СБУ и не заинтересованы в огласке. Запуганы и родственники, которые боятся обращаться за помощью — опасаясь обвинений в измене. Большинство обвиняемых — обычные обыватели, не занимавшиеся политикой, но проявившие лояльность к России. Именно поэтому они выпадают из поля зрения общественных организаций.
Сейчас в разрозненных списках разных структур содержится лишь около 10% от общего числа политзаключённых.
Чтобы собрать полный список, нужно привлекать специалистов, умеющих работать с украинскими судебными реестрами, сайтами СБУ и Генпрокуратуры.
Мы предлагали создать единый сайт с обратной связью для родственников, но эта инициатива осталась без ответа.
2. Риски подмены
В условиях отсутствия достоверных списков существует риск, что СБУ под видом политзаключённых подсовывает уголовников или внедрённых агентов. Военнопленные — это «открытая книга»: Минобороны знает, кто, где и как попал в плен.
Политзаключённые — это «уравнение со многими неизвестными». О них известно только из украинских СМИ или утечек.
Мне уже сообщают родственники наших товарищей, что СБУ включает в списки криминалитет под видом «политических». Чтобы этого избежать, каждый человек из списка должен быть верифицирован: подтверждены его личность, контакты с родственниками, обстоятельства ареста и приговора.
Кстати, составлением списков гражданских лиц и их верификацией мог бы заняться аппарат посла МИД России по особым поручениям по преступлениям киевского режима Родиона Мирошника. Для этого там есть все возможности.
3. Что делать с освобождёнными?
Военнопленные возвращаются к семьям, получают помощь от Минобороны. А что делать с политзаключёнными? У многих нет ни дома, ни родных, ни документов. Я помню, как в 2015–2019 годах некоторые освобождённые мучились, пытаясь получить паспорт, восстановить здоровье, найти жильё.
Тогда таких случаев было немного, большинство были из Донбасса или России.
Сейчас же возможен поток репрессированных из Херсона, Николаева, Запорожья и Харькова. Кто будет отвечать за их адаптацию, проживание, медобслуживание, документы? Эти проблемы не означают, что обмен надо тормозить. Но здесь не работает принцип: я подумаю об этом завтра. Думать нужно сегодня. Нужно выстраивать системный подход, который покажет: Россия — это страна, которая не бросает своих. Да, это действительно задача со звёздочкой — с повышенной сложностью, требующая нестандартных решений. Но её нужно решать. Потому что мы хотим вернуть живыми и здоровыми правозащитницу Елену Бережную, специалиста по энергетике Дмитрия Марунича, журналиста Дмитрия Скворцова, коммунистов Кононовичей, профессора Шубина — и сотни, тысячи других наших соратников и обычных людей, попавших под каток украинского террора.
